Достопримечательности Ульяновской области

Жизнь каждого человека на земле достойна отдельного повествования. Биографии иных людей не уместить и в многотомных собраниях сочинений. Те, кто прошел дорогами Великой Отечественной, могут столько рассказать будущим поколениям, что на всей планете ни чернил, ни бумаги не хватит.

И все равно останется что-то, о чем не успели поведать в многочисленных книгах, мемуарах, исследованиях, очерках, учебниках солидные ученые или выдающиеся военачальники, политики. И каждый труд будет своим, особым вкладом в копилку воспоминаний о том, как ковалась Великая Победа.

В последнее время самым востребованным жанром беллетристики стали мемуары полководцев, политических деятелей, знаменитостей. Рассказывать даже об одном и том же событии или историческом периоде можно по-разному. Например, описывая масштабные сражения, передвижения дивизий, решения крупных военачальников. А можно показать те же события, но через судьбы конкретных людей, тех, с кем того или иного автора сталкивала извилистая дорога жизни. И эта история будет не менее, а, наверное, даже более зримой, ощутимой, полной и понятной. Потому что каждый человек, о котором пойдет речь в такой повести, узнаваем, известен сотням и тысячам односельчан, однополчан, соседей, родственников, друзей, знакомых.

Уроженец села Андреевка Чердаклинского района Борис Миронов закончил войну простым сержантом, пройдя ее практически от самого начала до самого конца. Но от этого написанные им мемуары не становятся менее ценными, чем воспоминания какого-нибудь звездного маршала. Борис Федорович уместил в своей рукописной книге, занявшей три «амбарных» тома (а это почти 500 страниц!), уникальные документы разных эпох. Большая часть страниц занята текстом. Но в книжке есть и рисунки, и старые фотографии, и даже карты некоторых фронтовых маршрутов.

К сожалению, Бориса Федоровича уже давно нет в живых. Он умер в 1996 году. После смерти Бориса Федоровича рукопись мужа бережно хранила его вдова Анна Стефановна. После ее смерти книги как зеницу ока берегут его дети и внуки. А сейчас задумали издать рукопись. И в этом им помогает племянник фронтовика, сам ветеран войны, Эриксон Рыбочкин. Он и принес в редакцию увесистый томик, странички в котором аккуратно скреплены атласной лентой.

Работа над мемуарами длилась у Миронова четыре года, до последнего дня его жизни. И все для того, чтобы потомки знали и помнили, как жили их предки, как побеждали, как трудились, как ненавидели, как любили…

Пожелтевшие от времени страницы исписаны ровным, аккуратным почерком, почти без помарок. А за возможные орфографические и стилистические ошибки Борис Федорович заранее просит его простить: глаза, де, уже не те, да и болезни дают о себе знать.

«Возможно, все это вам никому не надо?..» — как бы сомневаясь (об этом свидетельствует знак вопроса), пишет Борис Федорович во вступительном слове на первой страничке своих мемуаров.

Надо, посчитали родные Бориса Федоровича. И не только им — как память об отце, дедушке, прадедушке, человеке, воине, великом труженике. Надо, считаем и мы и надеемся, что с нами согласятся те, кто захочет профинансировать издание этих уникальных мемуаров, хотя бы к юбилею Победы на будущий год. По крайней мере, две рукописные книжки из трех уже практически занесены в компьютер.

«Долго собирался»

Словно древнерусский летописец Нестор, Борис Миронов начинает свой труд упорный с обращения к потомкам: «Ну, что, мои дорогие, долго я собирался написать о своем жизненном пути, да все не было времени. И вот только в 1992 году, когда мне исполнилось 70 лет, я приступил к описанию своей жизни и деятельности… Возможно, все это вам никому не надо?.. Но, может быть, вашим потомкам кому-то будет интересно узнать о дедах и прадедах, живших в суровые годы репрессий, войн, построения нового общества».

— Не все у нас в семье знали, что дядя пишет мемуары, — рассказывает его племянник. — Но когда я приезжал к ним в Андреевку, подолгу беседовал с моим любимым дядей. Спорили мы с ним до посинения, бывало, о тяжелых временах, которые еще ждут нашу страну. Об истории много говорили. А когда его не стало, будто частица меня с ним умерла… Мой обожаемый солдат родился 23 августа 1922 года. В сентябре 1941 г. добровольцем ушел на фронт. Удивительно, но память его сохранила десятки имен боевых друзей, непосредственных начальников и командующих соединениями. А какие дороги! Северо-Западный, Сталинградский, Донской фронты, бои за освобождение Кубани, Украины, Литвы, Латвии. Здесь, когда к морю была прижата многотысячная армия фашистов и в конце концов разбита и пленена,

дядя и встретил День Победы. А первая тревога в сердце и душу пришла утром 22 июня, когда, отработав третью смену на заводе им. Володарского, он пришел домой и узнал: грянула война. На первом же митинге у заводской проходной он вместе с другими написал заявление о добровольной отправке на фронт. Но поначалу с завода не отпустили: бронь. Пошел в военкомат. Высокого, крепкого, глазастого, врач осматривал его недолго — годен к строевой службе.

«Заниматься некогда»

— Первое время учились в Саранске, а 17 декабря на вечерней поверке командир роты объявил: «Заниматься больше некогда, немец под Москвой. Уходим на огневые позиции. Завтра последний день учебы — 10-километровый марш-бросок с полной боевой выкладкой». Первые голоса войны мой родич услышал в составе 205-го отдельного лыжного батальона. «По опушке леса ударили вражеские минометы. Я нырнул в оказавшийся рядом окоп-нору. После обстрела увидел рядом раненых и убитых. Испытывал нас на прочность не только враг, но и мороз. В этот день минусовая температура была градусов 25-30. Метров за триста от линии фронта окопались. Двоих нас выдвинули в дозор. 10 часов лежали в глубоком снегу за кустами, не шевелясь. Над головой свистят пули. Ноги замерзли, бока «прикипели» к земле. С наступлением темноты нас сменили. Ползком в траншею, а по ней в землянку. Все обошлось благополучно, без последствий для здоровья. Через 8 дней наш батальон начал наступление на деревню Козлове. Под шквальным огнем минометов и пулеметов противника (а у нас только винтовки) мы отступили. Много наших полегло в том первом для нас бою».

Потерялся…

Мемуары читаются на одном дыхании, словно художественная проза. Но это документальное повествование. Вот любопытный эпизод:

«При наступлении нас посадили на танки. На пути нашей машины оказалась глубокая яма, забитая снегом. Танк резко качнулся, и я вмиг оказался под его брюхом. Грозная махина ушла вперед, а я остался на дне ямы, вмятый в снег, с болью в пояснице и непослушными ногами. Вскоре была новая атака. Два солдата залегли в моей яме. Они меня не бросили, доставили в медсанбат. Через две недели врачи поставили меня на ноги, и я пошел по следу своего батальона. Встретил своего командира взвода Шабарина. «Мать твою так, — воскликнул он, — Миронов, откуда ты взялся?» — и сразу же поставил меня на довольствие. Но это уже был 289-й батальон связи».

А вот еще один:

«Три пикирующих «юнкерса» заходят вдоль села и сбрасывают бомбы на наши войска, на дома. Несколько минут назад я принес сюда донесение. Рвутся бомбы, взлетают вверх бревна, кирпичи, человеческие тела. За три захода фашистских стервятников от небольшой деревни ничего не осталось. Жутко и страшно было смотреть на это…».

«Общая» речка

Забавно было читать о том, как наши и немцы по-братски «делили» речку летом 1942 года. Может быть, кто-то когда-то этот факт и приводил. Но мы узнали впервые.

«Летом 1942 года после ожесточенных боев мы были сильно истощены. Да и немцы выдохлись, получилась невольная передышка. Между оборонительными рубежами проходила речка Радья. В одном месте за водой спускались мы, а в нескольких метрах от нас — немцы. Иногда они вступали в переговоры: «Русс, не стреляй, вода общая». Об этом наши командиры знали. Так продолжалось с неделю, пока к нам не назначили нового командира роты. Проверяя посты, он заметил, что немцы спускаются к речке, и сразу к пулеметчику: «Ты что, слепой? Видишь, фрицы идут». «Ну и что, — говорит солдат, — наберут воды и уйдут. Мы все туда ходим по воду». «Стреляй!». Ротный оттолкнул пулеметчика и дал по немцам очередь. Через 15 минут нас накрыл шквальный пулеметный огонь. Очередь ротного нам обошлась очень дорого».

Земляки

Столько радостных встреч и столько горестных прощаний на этих страницах… «Однажды к нам пришло подкрепление — полсотни тяжелых танков. Разместились они в нашей балке, где мы заняли оборону. Мы с другом пошли посмотреть на новенькие машины. Танкисты заканчивают трапезу, облизывая ложки. И один мне говорит: «Слушай, сержант, ты не из Ульяновска?». «Да, — отвечаю и узнаю в нем Юрку-парикмахера с Голубковской улицы. — Юра, как ты попал в танкисты?». «Поступил в наше танковое училище, которое окончил в августе 1942 года. Присвоили звание лейтенанта и отправили в Челябинск за танками. Вот прямиком и приехал к тебе на фронт», — полушутя, пояснил земляк. Несколько раз мы с ним встречались. Но вскоре случилось непоправимое. Осколком смертельно ранило командира самоходного орудия Юрия Самсонова. Похоронили его на месте отшумевшего боя. После войны я заходил к его матери-старушке. О гибели сына она знала, но ждала его до конца своих дней, надеясь на чудо».

Уж сколько их упало…

— В последние дни я часто навещал Бориса Федоровича, — сказал Эриксон Рыбочкин. — Разговаривали о войне, о жертвах, о миллионах погибших. Цифры эти разнятся в разных источниках. «А по-твоему, сколько на войне погибло?» — как-то спросил я у дяди. И он ответил: «Я буду верить в самую большую цифру, потому что я их видел великое множество». И рассказал еще один ужасный эпизод, который я потом прочел в его мемуарах.

Вот он, этот эпизод:

«Получив маршрут следования, я пошел один в деревню Щелкуново за 12 километров от нашего расположения. Иду через сгоревшую деревню. Начался минометный обстрел. Я шмыгнул в уцелевшую баню. Переждал до темноты и тронулся к цели. Вдруг на дороге стали появляться трупы солдат и лошадей. Через 30-40 шагов трупов стало так много, что мной овладел страх. Зарядил винтовку, иду на изготовке. Стали попадаться мерзлые покойники. Как будто встали из снега и винтовки в руках. Так, между трупами, припорошенными снегом, я прошел более километра. Позднее узнал, что на этом месте фашисты разбомбили большую воинскую колонну».

После демобилизации в 1947 году Борис Федорович Миронов остановился на жительство в своей родной Андреевке. Работал и на партийной, и на хозяйственной работе. Даже завклубом был. При нем, говорят, вся деревня пела и плясала, кино дешевое крутили… На пенсию ушел в 70-летнем возрасте. Его имя навечно занесено в списки защитников Севастополя. Награжден орденом Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды, орденом Октябрьской Революции, одиннадцатью медалями. Это один из миллионов советских солдат, вставших на защиту Родины и познавший великую радость Великой Победы.

Чтобы знали и помнили.

Светлана ЯМИНА

Источник: http://www.nargaz.ru/